#Лиевский_арт,#Царская_чаша,#ИванГрозный,
"Царь Иоанн Грозный и царевич Иван. Непростой разговор". Бумага, карандаш, А4.
Картинка к эпизоду в канун "Новгородского похода", зима 1569-70 гг.
"- Сиди, сиди.
Иоанн прошёлся до окна, наблюдая сквозь слюдяные узоры его что-то гораздо более отдалённое, и, вместе с тем, близкое, чем игра сокола-воронятника среди разметавшихся в страхе ворон... Серое небо над Кремлём огласилось их пронзительной бранью, и так же быстро успокоилось. Только серебристо-заливисто и победно пропел соколиный клёкот, и долгий свист сокольника, призывающего питомца за угощением обратно на свою рукавицу.
Царевич Иван почтительно ожидал, немного смущённый, что был застигнут за написанием сочинения, которое прикрыл чистым листом при появлении царственного отца. Обычно государь не входил в его покой в час послеобеденного отдыха.
- О чём сей труд твой?
- Не окончено ещё... Вот, прочти, государь, прошу покорно, - и он было стал подниматься, чтобы с поклоном вручить рукопись отцу, но тот, подойдя, снова наказал ему не беспокоиться.
- Коли не окончено, так не надо пока. А скажи сам, про что размышляешь.
- Не скажешь вдруг...
- Не бывает так. Всегда писание затевается ради главного размышления, если оно не празднословное. А тебя в празднословии я пока что не замечал.
Ободрённый похвалой, царевич Иван вздохнул, помедлил малость, будто решаясь.
- Рассуждение моё, государь, об извечном. О том, отчего всем мечтается выстроить мир свой справедливым и для бытия всякого его обитателя радостным, и отчего никогда не выходит этого без... силы.
- Что под силою понимаешь? Ну, говори как есть.
- Принуждение иных к повиновению властным насилием. И даже пролитием крови...
Царевич взглянул на него, разгадывая ответное молчание, полное внезапно напряжённого внимания.
- Знаю, про что ты. Знаю... Не доверяешь отцу своему, во мне усомняешься? По-иному в свой черёд повести думаешь?
- Я? Не доверяю - тебе?! Нет, нет, что ты, государь, не об том я... Не о сомнениях в праве твоём и мудрости, а о другом вовсе! О том, почему таков порядок вещей, что нельзя без силы такой никак... И через то - не выходит чтобы всем равно хорошо было.
Иоанн успокоительно возложил ладонь на его плечо.
- Умыслил и я как-то всех привести в любовь... Словами разумными, как мне виделось, да прощением проступков невольных и вольных всем, да надеждою на то, что в разумении каждого предпочтительнее любовь войне. Но я обманулся, сын дорогой, и не единожды... Видно, Бог велит так.
Иоанн протяжно тяжело вздохнул.
- И тебе подобно, всё ещё вопрошаю Небеса о том же: отчего милостивый правитель лишь тогда державу соблюсти может, когда не только награждать, но и карать способен? И карать решительно.
Царевич почувствовал, что письменные искания его совпали сегодня с настроением государя, и что явился он говорить о том, что будоражило жутко и страшило одновременно - о скоро предстоящем походе особого опричного полка на Новгород.
Конечно, царевич Иван знал, что ехать ему с отцом туда, и что за дела там делаться будут, и почему мятежников-бояр с их дворами сим упредительным ударом государь желает жестоко остановить. Но покуда это виделось как-то издали, со стороны, что ли...
- Так вот, сын мой любимый, сын мой разумный. Надлежит и тебе становиться сильным. Чтоб душа моя была спокойна, за тебя и за царство. Чтобы после меня править твёрдо и милостиво... Много мы с тобой прежде беседовали, и много я тебе поведал такого, чего ты ни от кого более не услышишь и не узнаешь, кроме родного отца своего. Теперь же надо тебе знать больше. Потому придётся тебе, наравне со мною, нынче выступить мечом, изменников карающим. Кровью малой крови великой избегая...
Царевич бесшумно перевёл дыхание, слушая, преисполняясь решимости принять всё, что суждено, достойно."
("Царская чаша")
